Ночь, мгла - хоть выколи глаз, а под подошвами чавкает грязь. Руки, держащие автомат, коченеют он постоянного пребывания под моросящим дождём. Враг должен скрываться где-то здесь, Джонс только что слышал лязг впереди, метрах, должно быть, в трёхстах. Вполне возможно, его поджидают, и если сейчас не спровоцировать и не одолеть противника, если не среагировать вовремя... Альфреда ждёт мгновенная смерть. Конечно, победить солдата Джонса не так просто. Но иногда некоторые обстоятельства (например, этот проклятый лес и дождь!) играют на руку врагу, и тогда...

Память Альфреда не могла, не хотела даже во сне вскрывать накрепко зашитые воспоминания. Но временами, изредка, некоторые вещи смутной вспышкой вызывали цепи пережитых впечатлений... в беспокойном сне переутомлённого человека.

...Она стоит у воды, в руке весло, и блики, играющие на поверхности, бросают "зайчиков" на её лицо, желтоватую кожу, широкие скулы. Солдат называет её про себя "азиатской Покахонтас". Он проводит пятернёй по волосам и подходит.

- Привет, я Джонс. Мне надо на ту сторону. Поможешь мне?

Она кивает, молча спускает лодку на воду и садится в неё. Солдат забирается тоже. Лодка качается, это заставляет Джонса нервничать, но девушка спокойна.

- Ты ведь Вьетнам, да?

Она кивает.

- Я прибыл защищать тебя от коммунистов. Только что из штаба - говорят, туго вам тут приходится.

Девушка улыбается, и Альфреду кажется, что смущённо.

- Ты понимаешь по-английски? - догадывается узнать он.

- Мой брат коммунист, - отвечает, не переставая улыбаться, Вьетнам на довольно плохом английском. - Тебе тоже прийдётся туго. Он хорошо воюет.

- Ещё посмотрим! Ты что, его поддерживаешь?

- Мой брат коммунист. Я - нет. Мой брат.

Где-то в недрах мозга Альфреда работают тайные защитные механизмы, бдительно следящие на безопасностью его психики. Именно они блокируют опасные для спокойствия разума воспоминания, лишая сознание трезвой, но слишкой тяжёлой рефлексии, и лишь во сне допуская подсознательные процессы - бессвязные ощущения и беспорядочный ряд зрительных образов.

На поляне среди зарослей стоит маленькая чахлая хижина. Вьетнам встречает на пороге. Вид её усталый и смятенный - полная противоположность тому, что чувствует Джонс, ведь он приехал, чтобы помочь, он только что обошёл половину территории и уже отметил выгодные позиции, он бодр, полон энергии и боевого азарта. Конечно, всё происходящее - их частные дела с Брагинским, но, в конце концов, приятно, когда тебя встречают с надеждой, с верой в тебя, как в героя!

...Этот парень точно дьявол. Он всегда нападает внезапно, кажется, он находится везде одновременно. Никогда не знаешь, из-за каких кустов и из какой тени он в следующую секунду выпрыгнет на тебя с ножом в зубах - один молниеносный прыжок, и ты лишаешься головы - а его пули... воздух разрывается от их количества. Никогда не знаешь, когда и откуда в очередной раз к тебе с нечеловеческой скоростью ринется смерть. Невозможно не ждать... Солдат Джонс впервые переживает ощущение полной бесполезности борьбы и такое безысходное отчаяние. И он впервые так нечеловечески вымотан страхом. Некоторую бодрость внушает только пёс Чарли, всегда сопровождающий его, петляющий по окрестностям и иногда вовремя сообщающий о засаде. Его чёрная шкура сливается с окружающим мраком, навыки в высшей степени превосходны, и это воистину собака-убийца, если отбросить такую мелочь как бессилие против нынешнего врага...

- Твой брат совсем псих! Я едва остался в живых!

Мокрый насквозь солдат Джонс входит в дом, снимает и бросает в угол автомат. - Бр-р! Холодно... Когда этот дождь кончится?..

Она стоит спиной ко входу, будто чем-то занята. И голос её сейчас холоден, как воздух снаружи.

- Сезон дождей. Теперь уже не скоро кончится...

И вот, поползло, поехало... Расходятся швы, образуя прорехи, за которыми спрятано то, чего не следует - по распоряжению защитной системы разума - больше ни видеть, ни вспоминать.

Тьма. Тьма и бесконечный дождь. Разодранное и грязное насквозь платье. Тяжёлые тёмные волосы, слипшиеся от крови. Открыты глаза, приоткрыт рот. Солдат вытаскивает безвольное тело из хижины, под потоки ливня, на жижу, в которую превратилось всё вокруг. За телом тянется кровавый след...

Альфред будто наблюдает эту сцену со стороны, затем наступает полный мрак, постепенно багровеющий. Изкажённые ненавистью глаза-щели выплывают из него, и яростный крик на очень плохом английской заглушает даже звенящую в ушах тишину. "Что ты сделал с моей сестрой?!" Наверное, это не вопрос... Запах мести. А до того...

Она лежит на земляном полу хижины, её запястье крепко сжато в левой руке Джонса. Другая её рука, держашая пистолет солдата, крепко прижата к полу. Девушка откинула голову. Это мгновенье... это временное затишье. Передышка.

Тем же ощущением временного затишья полнится воздух на поляне перед хижиной, где сейчас Альфред вновь оказался. Стоит такая же ночь, кровь громоподобно шумит в ушах, а тени будто скрывают то самое зло, которое... которое... что-то же там было, что солдат тогда едва не погиб. В зарослях дикого южного кустарника светится пара огней. Альфред тянется к пистолету на поясе, но вот тень шевельнулась и стал различим силуэт собаки - черный пёс с острыми торчащими ушами и мордой зверя-убийцы. "А, Чарли, это ты? Ко мне, иди ко мне!" - шум в ушах отступает, голос звучит глухо в плотной тишине, отзывается жутковатым эхом. "Чарли! Чарли?.." Собака выступает из мрака на залитую синеватым светом поляну, и Альфреда сковывает мертвенный ужас. Зрачки пса горят огнём, и из приоткрытой пасти, откуда свешивается болтающийся гнилой тряпкой язык, тоже пробивается свет. В покрытых струпьями и рваными ранами полуоблезлых боках, в глазных яблоках копошатся черви... Это чудовище бодро подбегает к Джонсу и тыкается носом в колено, и у Альфреда начинает чудовищно кружиться голова от заполняющего всё запаха разложения. Чарли...

...Вьетнам оборачивается. Её рука с ножом оказывается над головой Джонса, в её глазах разлито безотчётное безумие. Альфреду едва хватает мгновения, чтобы уклониться, перехватить руку и, достав из кобуры пистолет, направить дуло девушке в лицо. Кажется, солдат не рассчитал сил - из ослабевших пальцев Вьетнам нож падает на землю, и Альфред видит символ на его рукояти. Так обозначают себя партизаны Вьетконга. Разряд предательства. В пластике выворачивающейся и ускользающей из-под прицела Вьетнам солдат узнаёт грацию нападающего из тьмы "косоглазого дьявола". Рука автоматически спускает курок.

Пуля оставляет царапину на виске девушки и входит в стену, по пути сбивая светильник, соломенное ложе заходится пламенем. "Чёрт, Джонс, ты не должен её убить, это же бред какой-то!" Пользуясь замешательством Альфреда, Вьетнам выбивает из его руки пистолет. Какое-то время он чувствует себя едва не уничтоженным. На какое-то время глаза застилает неконтролируемая ярость...

...Когда пелена эмоций спадает с глаз, солдат замечает стеклянный блеск в неподвижно застывших глазах девушки. Она больше не борется, и дыхания в приоткрытых губах нет, руки расслабленно распростёрты. Пожар не преодолел просыревшей насквозь древесины и медленно гаснет. Боковым зрением Джонс видит чёрный собачий нос - это Чарли слизывает с пола чёрную маслянистую жидкость. Ещё не впитавшуюся в землю кровь...

Сейчас хижина представляет собой полуистлевший скелет, кажущийся нереальным и призрачным в мерцающей туманной синеве. Дверь призывно качается на одной петле. "Америка!.." - "Мне очень жаль!" - "Америка!.." - "Мне очень жаль, я клянусь, я сожалею..." Постепенно Джонс замечает едва различимый свет в глубине хижины. "Теперь ты сможешь всё изменить, - насточиво шепчет внутренний голос, - Ты же давно ждал этого шанса! Зайди внутрь..."

...Альфреду едва хватает мгновения, чтобы уклониться, перехватить руку (так, что нож выскальзывает из пальцев) и, достав из кобуры пистолет, направить дуло девушке в лицо. Оно перекошено беспричинной злобой, в затуманенных глазах разлито безотчётное безумие. "Это особая магия. Тебе лучше уходить. Ты не справишься с ним..." - вспомнились солдату её слова относительно брата. И вот сейчас во мраке зрачков Джонс сталкивается с этой же "красной чумой". Особая магия...

- Спокойно. Ты не будешь со мной драться, окей? Я медленно отвожу пистолет...

Лицо девушки ещё больше искажается, и она, разрешаясь бессвязным криком, бросается на Америку с голыми руками. В оказывающихся на расстоянии ладони от его глазах Альфред видит, как настоящая Вьетнам падает на самое дно отчаянья, беззвучно моля о помощи, не имея сил на что-то повлиять. И теперешнему Джонсу кажется, что он уже где-то видел эти глаза, будто они напоминают что-то... Но Америка не может сосредоточится на воспоминаниях, потому что в это время руки Вьетнам тянутся к его шее. Альфред отчаянно встряхивает её за плечи, крича прямо в лицо:

- Очнись! Я пришёл спасти тебя!

Когда Альфред открыл глаза, солнце ярко освещало комнату, и Америке показалось, будто он только что вынырнул из озера бесплотной призрачной реальности, в которой и сам был бесплотным и ненастоящим, в твёрдый, осязаемый, полный жизни и красок мир. Америка понял, что ему что-то снилось, и, похоже, что-то жуткое, но он не помнил ни о чём был сон, ни к чему относилась последня фраза, сказанная вслух уже на грани пробуждения. На мониторе перемигивались несколько сообщений. От Южной Кореи одно и два от Японии. И ещё одно от КНДР: "Отстань от меня, Америка! Не лезь в мои дела! Я тебя в последний раз предупреждаю!"

- Очнись, я пришёл спасти тебя... - рассеянно на автомате повторил Альфред и с досадой сплюнул в корзину для бумаг кровь от прокушенной во сне губы.